Hist USSR

КРЕСТЬЯНСКИЕ ЖИВОТЫ. Практика, вскрывающаяся в частных актах, выясняет эту двусмысленность закона. Здесь видим состав и с некоторых сторон самое юридическое значение крестьянских животов. Это – земледельческий инвентарь, деньги, скот, хлеб сеяный и молоченый, «платье всякое и всякий домовый запас». Из порядных записей видим, что крестьянские животы переходили от крестьянина к его сыновьям, жене, дочери в виде наследства, к зятю как бы в приданое, но во всех случаях с согласия или по воле владельца. Нередко вольный холостой человек шел с пустыми руками, только «душою да телом», в дом к помещикову крестьянину «в годы и в животы», женясь на его дочери и обязуясь у тестя жить в одном дворе известное число лет, например 8 или 10, с правом, отжив урочные лета, отделиться и взять у тестя или после него у его сына половину или треть во всем, не только в животе, но и «в хоромах и в земле, в полевой пашне и в огородах». Точно так же женились на крестьянских дочерях и вдовах, идя в их домы к животам их умерших отцов или мужей. Этими животами «владели» крестьяне, на дочерях или вдовах которых женились пришельцы; но женихи брали эти животы вместе с невестами у их господ, к которым они при этом рядились «во крестьяне», становясь их крепостными. Такое совмещение в одном имуществе двух различных обладателей объясняется двойственным происхождением крестьянских животов: они обычно создавались трудом крестьянина с помощью барской ссуды. По Уложению, видели мы, муж беглой крестьянки терял свои животы при выдаче его владельцу своей жены. В порядных записях 1630-х годов встречаем еще более выразительные случаи, не предвиденные Уложением: беглые выдавались по суду их владельцам вместе с женами-крестьянками, на которых они женились в бегах; но имущество, унаследованное этими крестьянками от отцов или первых мужей, удерживали за собой их владельцы, разрешавшие им эти браки. Господа считали себя даже вправе отчуждать животы своих крестьян по договору с третьими лицами: в 1640 г. вольный человек, женясь на вскормленнице крестьянина, порядился в крестьяне к его владельцу по кабальному праву до смерти господина с условием, отжив урочные годы во дворе «тестя своего», взять у него или у его сына половину живота и с женой «отойти прочь на волю», к прямому ущербу и крестьянского двора, и крестьянского общества. Очевидно, крестьянские животы – имущество, в котором различались фактическое владение и право собственности: первое принадлежало крепостному крестьянину, второе – землевладельцу. Это – нечто похожее на рабский пекулий римского права или на отарицу древнейшего права русского; владельческий крестьянин эпохи Уложения по имущественному своему состоянию возвращался в положение своего социального предка, ролейного закупа Русской Правды. Такие животы, или собины, как они еще назывались в XVII в., бывали и у холопов, которые по ним могли вступать в имущественные сделки даже со своими господами: в одной служилой кабале 1596 г. холоп, обязуясь служить господину «по его живот», обязывает и господина после своего живота отпустить его на волю с тем, что он, холоп, «у него живота наживет». Холоп по закону не имел права собственности и мог возложить на своего господина такое обязательство только в расчете на его нравственную порядочность. Очевидно, и Уложение смотрело на животы крепостных крестьян так, как на холопьи: только при таком взгляде оно могло постановить долги дворян и детей боярских в случае их несостоятельности править в их поместьях и вотчинах на их людях, т. е. холопах, и на крестьянах (гл. X). Этим объясняется возможность упоминаемых в Уложении «кабальных долгов» у крепостных крестьян: такой крестьянин мог по своим животам входить в обязательства, и на них могли быть обращаемы взыскания, как и на животы зад верных холопов. Заслуживает внимания, что крестьянский инвентарь является с характером холопьего живота в то самое время, когда в ссудную запись только что стало входить крепостное обязательство: уже в 1627 – 1628 гг. встречаем явки помещиков, что у них побежали их крестьяне и «снесли живота своего», лошадей и пр., на такую-то сумму. Крепостное право еще не успело установиться как государственный институт, а владельцы, называя инвентарь крестьян их животами, искали их, как сноса, т. е. как своей собственности, покраденной у них беглецами. Снос – термин холопьего языка: это – господское имущество, которое уносил с собой или на себе (платье) беглый холоп. С первых же минут крепостной неволи крестьяне увидели себя прямо тяглыми холопами. Значит, признание крестьянского живота господской собственностью без точно определенного законом юридического участия в ней самого крестьянина было не следствием, а одной из основ крепостной неволи владельческих крестьян: это – норма, в какую отлилась давняя ссудная их задолженность.