Hist USSR

ЗАДВОРНЫЕ ЛЮДИ. Так, среди холопства возник сельский класс, получивший название задворных людей , потому что они селились особыми избами «за двором» землевладельца. Этот класс появляется еще во второй половине XVI в.: в актах 1570 – 1580 гг. встречаем «задворья», «задворные дворишки» за большим барским двором. Численность этого несвободного сельского класса заметно растет в продолжение XVII в. В поземельных описях первой половины века они отмечаются не часто, но во второй половине являются во многих местностях обычной и значительной составной частью земледельческого населения. В Белевском уезде по переписи 1630-х годов «людские», холопьи дворы, которые далеко не все принадлежали зад верным, составляли немного менее 9 % всего земледельческого населения, крестьянского, бобыльского и холопьего, жившего на землях служилых землевладельцев особыми дворами; по переписи 1678 г., одних задворных значилось 12 %. С течением времени к ним присоединилась и часть господской дворни, деловые люди, которые в переписях прописывались живущими в помещиковых и вотчинниковых дворах, но состояли в хозяйственном и юридическом положении, совершенно одинаковом с задворными людьми. Задворные выходили из всех разрядов холопства, преимущественно из холопства кабального. Но положение задворного человека, как холопа-хозяина, дворовладельца, имело и некоторое юридическое действие: задворный человек по закону 1624 г. сам своим имуществом отвечал за свое преступление, а не его господин. Значит, его имущество признавалось его собственностью, хотя бы и не полной. Задворный и укреплялся особым способом: он давал на себя ссудную запись, не только селясь за барским двором с воли, но и при переходе за барский двор из дворового холопства. Таким образом, зад верная запись создавала особый вид холопства, служивший переходом от дворовой службы на крестьянскую пашню.

КРЕПОСТНАЯ КРЕСТЬЯНСКАЯ ЗАПИСЬ. В одной грамоте 1628 г. помещик пишет, что в заселенную им пустошь он «своих дворовых кабальных и старинных людей во крестьяне посадил и ссуду им давал». Это не значит, что он сделал своих холопов настоящими крестьянами: такая перемена положения выводила холопа на волю и превращала его из нетяглого человека в податного хлебопашца; ни то, ни другое не было выгодно владельцу. И прежде холопов сажали на пашню: это был привычный прием частного землевладельческого хозяйства. Но прежде не говорили при этом, что сажали холопов «во крестьяне». Посадить холопа во крестьяне – выражение, взятое не из права, а из новой практики поземельных отношений, и показывает, насколько тогда ссудный крестьянин приблизился к холопу. Около того именно времени и в крестьянских договорах с землевладельцами появляется чисто крепостное условие. Сохранилась ссудная запись того же 1628 г., где вольный человек обязуется «за государем своим жить в крестьянех по свой живот безвыходно». Это условие безвыходности принимало довольно разнообразные формы выражения. Прежде крестьянин, рядившийся на землю со ссудой, писал в ссудной записи, что если он уйдет, не исполнив принятых на себя обязательств, то на нем взять землевладельцу свою ссуду и пеню или неустойку «за убытки и за волокиту», за хозяйственные потери и за издержки судебного взыскания – и только. Теперь к обязательству крестьянина уплатить неустойку за уход прибавлялось условие: землевладельцу, государю , «вольно меня отовсюду к себе взяти», «а и впредь-таки я на том участке крестьянин и жилец и тяглец»; «а крестьянство и впредь в крестьянство», за ту ссуду за государем мне «жить во крестьянстве вечно и никуды не сбежать» и т. п. Все эти формы значили одно: крестьянин сам навсегда отказывался от права выхода и неустойку, погашавшую обязательства договора, превращал в пеню за побег, не возвращавшую ему этого права и не уничтожавшую договора. Скоро эта безвыходность стала общим заключительным условием ссудных записей: она и составила крестьянскую крепость , или вечность крестьянскую, как говорили в XVII в. Это условие впервые и сообщило крестьянской ссудной записи значение крепостного акта, утверждавшего личную зависимость без права зависимого лица прекратить ее.

ЕЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ. Хронологическое совпадение крестьянской крепости с посадкой холопов «во крестьяне» в третьем десятилетии XVII в. не было случайностью: то и другое имело тесную связь с большим тогдашним переломом в государственном и землевладельческом хозяйстве. Смута сдвинула с насиженных мест массы старожилого тяглого люда, городского и сельского, и расстроила старые земские миры, круговою порукой обеспечивавшие казне податную исправность своих членов. Одною из первых забот правительства новой династии было восстановить эти миры. На Земском соборе 1619 г. было постановлено переписать и разобрать тяглых обывателей и при этом беглецов возвратить на старые места жительства, а закладчиков повернуть в тягло. Долго это дело не удавалось по негодности исполнителей, писцов и дозорщиков. Эта неудача вместе с большим московским пожаром 1626 г., истребившим поземельные описи в столичных приказах, понудила правительство предпринять в 1627 – 1628 гг. новую общую перепись по более широкому и обдуманному плану. Книги этой переписи имели полицейско-финансовое назначение привести в известность и укрепить на местах податные силы, какими могла располагать казна; с этой целью пользовались ими по отношению к крестьянам и впоследствии, со времени Уложения. Переписью проверялись действовавшие поземельные отношения между крестьянами и владельцами, разрешались столкновения, спорные случаи; но она не вносила в эти отношения новых норм, не устанавливала этих отношений, где их не было, предоставляя это добровольному частному соглашению сторон. Однако «писцовая записка» по месту жительства давала общую основу для таких соглашений, регулировала их и косвенно их вызывала. Бродячий вольный хлебопашец, застигнутый писцом на земле владельца, куда он забрел для временной «крестьянской пристани» и за ним записанный, волей-неволей рядился к нему в крестьяне на условиях добровольного соглашения и вдвойне укреплялся за ним как этой писцовой, так и порядной записью, какую давал на себя.