Hist USSR

Известный русский поэт и государственный деятель Иван Иванович Дмитриев родился 10 сентября 1760 года в селе Богородском Симбирской губернии, в старинной дворянской семье. Обучался в частных пансионах Казани и Симбирска, а в 14-летнем возрасте поступил в полковую школу гвардейского Семеновского полка. В 1776 году произведен в унтер-офицеры. Началась скучная, очень тяготившая его служба: строй, плац-парады, караулы… Первые поэтические опыты Ивана Дмитриева появились в печати в 1777 году (стихотворение «Надпись к портрету князя А. Д. Кантемира»). В последующие годы поэт знакомится с Н. М. Карамзиным (1783 год), Г. Р. Державиным (1790 год), Д. И. Фонвизиным, И. Ф. Богдановичем, Н. А. Львовым, В. В. Капнистом. С 1790 года постоянно появляются стихи, оды и басни И. И. Дмитриева. Настоящую славу принесли ему стихотворные сказки: «Модная жена», «Причудница» и другие. Пользовались большим успехом у читателей и «поэтические мелочи»: эпиграммы, пародии, мадригалы. Многие лирические стихи поэта были положены на музыку и стали модными романсами. В 1795 году Иван Иванович издал свой первый поэтический сборник «И мои безделки».

В январе 1796 года И. И. Дмитриев, получив чин капитана гвардии, взял годовой отпуск, а 17 декабря он вышел в отставку с чином полковника. Однако 25 декабря 1796 года он и его полковой товарищ Лихачев были неожиданно арестованы. Обоих доставили к императору Павлу I, и тот объявил о поступившем на них доносе, в котором сообщалось, что они «умышляют» на жизнь императора. Павел I поручил разобраться во всем этом военному генерал-губернатору Н. П. Архарову. Вскоре доносчик был найден. Им оказался слуга двоюродного брата Лихачева, с которым Дмитриев даже не был знаком. О результатах следствия Архаров доложил императору и тот приказал отдать слугу под суд уголовной палаты. Дмитриев и Лихачев тем временем опять были доставлены во дворец. Император принял их в присутствии всего генералитета. Он сказал: «С удовольствием объявляю вам, что г. полковник Дмитриев и штабс-капитан Лихачев нашлись, как я ожидал, совершенно невиновными; клевета обнаружена, и виновный предан суду. Подойдите, и поцелуемся». Дмитриев и Лихачев не без смущения подошли к руке императора. Павел I поцеловал каждого из них в щеку и пригласил к обеденному столу.

В 1797 году И. И. Дмитриев был приглашен в Москву на коронацию императора Павла I. Государь осыпал его милостями и приказал своему сыну, великому князю Александру Павловичу, спросить у Дмитриева, за которого тот поручился во время ареста, чего он хочет. Иван Иванович ответил: «Ничего, кроме спокойной жизни в отставке». Когда же Александр Павлович во второй и третий раз настойчиво обратился к нему: «Скажи что-нибудь, батюшка решительно требует», тогда только Дмитриев ответил, что желает поступить на статскую службу.

Вскоре после этого он получил «хорошее» место — товарища министра уделов. Спустя три месяца его с чином статского советника перевели обер-прокурором 3-го департамента Сената. К гражданской службе Иван Иванович привыкал с трудом. По его словам, он «будто вступил в другой мир», для него совершенно новый, незнакомый и во многом чуждый. Он отмечал, что, заняв предложенный ему пост обер-прокурора Сената, подумал прежде всего о важности своего нового звания — «блюстителя законов». По его мнению, это звание обязывало охранять законы от «умышленно кривых истолкований», «сносить равнодушно пристрастные толки и поклеп тяжущихся или подсудимых», противостоять иногда «особам, украшенным сединами, знаками отличий».

В своих воспоминаниях Дмитриев писал: «Отсюда начинается ученичество мое в науке законоведения и знакомство с происками, эгоизмом, надменностию и раболепством двум господствующим в наше время страстям: любостяжанию и честолюбию». Иван Иванович основательно изучил законы, которыми следовало руководствоваться в своей деятельности, познакомился с «внутренним положением» поднадзорного ему департамента Сената, порядком ведения там дел.

С первых же дней пребывания за обер-прокурорским столом Дмитриев стал активно отстаивать интересы законности. Это не всегда нравилось властолюбивым Сенаторам. Он вспоминал: «Едва проходила неделя без жаркого спора с кем-нибудь из Сенаторов, без невольного раздражения их самолюбия».