Hist USSR

ЗНАЧЕНИЕ КОРМЛЕНИЙ. Наместничества давались обыкновенно более знатным служилым людям, боярам, волостельства – людям менее родовитым из слуг вольных. Кормление – не вознаграждение за правительственный труд, а награда за службу придворную и военную, какая лежала на служилом человеке и отправлялась безвозмездно: управление городом или волостью не считалось службой. Такая награда была одним из средств содержания служилого человека и отличалась от должностного жалованья в нашем смысле тем, что получалась прямо с населения, которым правил кормленщик, а не выдавалась из общих доходов государственной казны. Некогда кормленщики, вероятно, сами и собирали свои кормы, для чего в урочное время, в назначенные праздники, объезжали свои округа, как в первые века нашей истории делали князья и их областные наместники, отправляясь на полюдье. Нам с нашими общественными понятиями нелегко уже вникнуть в смысл и характер кормовых правительственных должностей удельного времени, носивших столь режущее наш слух название. Впрочем, наглядным образчиком этих старинных административных объездов могут служить знакомые нам праздничные хождения духовенства по приходам, также идущие из глубокой старины и совершающиеся почти в те же праздники. Кормления отвечали господствовавшему тогда натуральному хозяйству и служебному положению служилых людей, как и их общественным понятиям. При сосредоточении сборов, назначенных на содержание местного управления, уездные казначейства превратились бы в склады мяса, печеного хлеба и сена: все это портилось бы прежде, чем успевало попасть в руки потребителя. По той же причине и при недостатке денежных знаков периодическое вознаграждение – от времени до времени – было удобнее постоянного краткосрочного. Истратившись на службе, покормится наместник или волостель в уезде год или два, пополнит свои «животы» и с восстановленным достатком вернется в столицу служить, исполнять бездоходные военные и другие поручения государя в ожидании новой кормовой очереди. Удельное кормление, как и нынешнее жалованье, было средством для службы; но была существенная разница в тогдашнем и нынешнем взгляде на отношение этого средства к самой деятельности, с которой оно связывалось. Для кормленщика его правительственные действия служили только поводом к получению дохода, составлявшего настоящую цель кормления. И нынешний служащий обычно расположен смотреть на свой оклад как на действительную цель своей службы, а на служебные труды свои – только как на предлог к получению оклада… Но над этим низменным ремесленным взглядом на оклад высится официальная идея самой службы как служения общему благу, народным нуждам и интересам, а должностной оклад – только служебно-цензовое вознаграждение за труд, знания, время и издержки, какие в требуемой по штату мере служащий приносит в жертву государю и отечеству, как и всякий гражданин косвенно по мере сил жертвует тем же в виде налогов.

ПРИКАЗЫ. Удельное управление по отношению, какое существовало в нем между центром и областью, не подходит ни под один из основных административных порядков: это не была ни централизация, ни местное самоуправление. Деятельность местных земских властей остается малозаметной и еще менее влиятельной при наместниках и волостелях, которым князь передавал чуть не всю свою власть над двумя разрядами земель в княжестве без отчета, контроля и устава, так что центр, заведуя, собственно, только одним из трех разрядов земель, сам являлся тоже как бы областью, которая находила свою связь с прочими областями только в лице князя. Но по мере того как Московское княжество превращалось в великорусское государство, в нем усложнялись и административные задачи, а вместе с тем все живее ощущались неудобства удельного порядка: то и другое должно было изменить управление как в центре, так и в области. Перестройка центрального управления началась с дворцовых ведомств. Эти ведомства были, собственно, единоличные и временные правительственные поручения: каждое из них управлялось тем или другим лицом, боярином введенным, которому князь поручал, «приказывал» известную часть своего дворцового хозяйства. Эти единоличные поручения главных приказчиков теперь и превратились в сложные и постоянные присутственные места, получившие название изб или приказов. Это было нечто вроде современных министерств или департаментов, на какие делятся министерства. Судебник 1497 г. изображает приказы в самый момент их превращения из личных поручений в учреждения, в постоянные ведомства. Он предписывает судить боярам и окольничим, а на суде у них быть дьякам, а «посулов» не брать ни от суда, ни от «печалования», т. е. от частного ходатайства или услуги помимо суда, предписывает давать управу всякому «жалобнику», ищущему управы, а кого управить «непригоже», т. е. кого рассудить судья не в праве, о том сказать великому князю или отослать его к тому судье, «которому которые люди приказаны ведати». Судьи – начальники приказов, как они и после назывались. У каждого судьи свой дьяк, секретарь, разумеется, с подьячими, т. е. своя канцелярия и свои люди, т. е. дела, которые ему приказано ведать, свое ведомство. Отмечено и отношение приказов к верховной власти: дело, превышавшее компетенцию судьи, требовавшее законодательного решения, докладывалось великому князю как законодательной власти. Но и в Судебнике еще не сгладились следы прежнего порядка временных личных поручений. Он запрещает судье приказа оставаться тем, чем он был еще недавно, – властным ходатаем по частным делам за условленное вознаграждение: посул – посулить, обещать. Дела, подлежавшие суду великого князя, по статье Судебника, могли разрешаться лицами, «кому князь великий велит»: это, очевидно, удельные приказчики ad hoc, на данный случай. Так, Судебник 1497 г. довольно определенно указывает эпоху возникновения первых приказов, время, когда совершился переход от управления посредством лиц к управлению посредством учреждений. Впрочем, этот переход не был резкой заменой одного порядка администрации другим, основанным на иных началах. Перемена носила более технический, точнее, бюрократический характер, чем политический: приказы были постепенным развитием, осложнением дворцовых ведомств. В XIV в. при несложном княжеском хозяйстве для управления той или другой его отраслью достаточно было одного лица, которое действовало больше посредством устных распоряжений или обращаясь для письменных актов к помощи немногочисленного общего штата дворцовых дьяков. По мере того как государственное хозяйство становилось сложнее, административные задачи делались разнообразнее, развивалось и письменное делопроизводство. Тогда боярину введенному понадобилась особая канцелярия с дьяком и подьячим, секретарем и подсекретарями, иногда еще и товарищ для совместного ведения дел. Как скоро в ведомстве складывался такой штат, с той минуты и возникал приказ как постоянное учреждение. Так, ведомство удельного дворецкого превратилось в приказ Большого дворца, ведомство боярина конюшего – в Конюшенный приказ и т. д. Но рядом с приказами, которые развивались из прежних дворцовых ведомств, возникали приказы новые, для которых не было соответственных частей при удельном дворце. Эти приказы вызывались новыми потребностями государственной жизни. Теперь, с одной стороны, возникали такие правительственные задачи, которые не укладывались в тесные рамки дворцового хозяйства, с другой – все сильнее чувствовалась потребность стянуть к центру такие правительственные дела, которые прежде находились в безотчетном распоряжении областных правителей. Так в центре накоплялось много новых правительственных дел и задач. По мере их накопления и возникали один за другим новые приказы в продолжение XV и XVI вв. В удельное время князь в несложных внешних своих сношениях обходился без особого лица, для них назначенного: каждый вопрос внешней политики разрешался самим князем с боярами введенными. Когда внешние отношения Московского государства усложнились, в Москве появился приказ, их ведавший, – Посольская изба, министерство иностранных дел… В удельное время военно-служебные дела служилых людей по своей простоте также не требовали особого ведомства. В XV и XVI вв., когда служилый класс разрастался все более, а войны учащались, военным делом и классом стало заведовать особое место, получившее название Разряда, или Разрядного приказа. С развитием служилого землевладения, поместного и вотчинного, возник Поместный приказ. Таков один ряд новых приказов, вызванных усложнением центрального управления. Другой ряд возникал вследствие правительственной централизации. В удельное время много правительственных дел отдано было в бесконтрольное распоряжение областных правителей; теперь интересы государственного порядка потребовали установления известного надзора за действиями кормленщиков. Удельные наместники и волостели ведали все уголовные дела; теперь важнейшие преступления изъяты были из их компетенции и для решения таких дел создан был особый приказ – Разбойный. Удельные областные правители ведали все дела о холопах; теперь эти дела подчинены были особому центральному учреждению – Холопьему приказу. Так мозаически пристраивались новые приказы к старым, и к концу XVI в. они образовали сложное здание московской приказной администрации, в которой считалось не менее 30 особых учреждений. Московское управление складывалось, как строились государевы московские дворцы: вместе с ростом царской семьи и хозяйства к основному корпусу прибавлялись пристройки и надстройки, терема, светлицы, новые крыльца и переходы. Из сказанного видно, что московские приказы имели троякое происхождение: одни развивались из дворцовых ведомств удельного времени; другие были вызваны новыми правительственными задачами, возникшими с образованием Московского государства; наконец, третьи были созданы стремлением стянуть важнейшие правительственные дела из областей к центру. Гораздо труднее произвести точную группировку приказов по свойству подведомственных им дел. Так как приказы возникли не вдруг, по одному плану, а появлялись постепенно, по мере надобности, с усложнением административных задач, то распределение правительственных дел между ними представляется чрезвычайно неправильным и запутанным на наш взгляд, привыкший к строгой регламентации и точному распределению дел по существу. Потому чрезвычайно трудно, привести приказы в систему; указать основания распределения дел между ними. В этом распределении московские государственные люди руководствовались не политическими принципами, а практическими удобствами. Так, незаметно мысли о разделении суда и администрации: хотя было четыре специальных судных приказа по гражданским делам – Московский, Владимирский, Дмитровский и Рязанский, однако судебные дела и между ними гражданские ведались и в других приказах, по-видимому чисто административного характера. По существу дел приказы можно распределить на два основных разряда, как и распределял их еще в сороковых годах прошлого столетия Неволин. К первому отделу относились приказы общегосударственные, которые ведали общие государственные дела на всем пространстве государства или в значительной его части: таковы были приказы Посольский, Разрядный, Разбойный, Холопий, приказ Большого прихода , ведавший государственные доходы, преимущественно неокладные, и пр. Другую группу составляли приказы, которые можно назвать территориальными: они ведали всякие, или, лучше сказать, различные, дела, но только в известных частях государства. Сюда можно отнести наибольшее количество приказов. Таковы были Казанский дворец, возникший после завоевания Казани и управлявший бывшими царствами Казанским, Астраханским и Сибирским, потом выделившийся из него приказ Сибирский, а также местные дворцы, которые ведали под руководством приказа Большого дворца дворцовые дела в областях государства, бывших прежде независимыми княжествами или областями. Новгородский, Тверской и другие. Этой группировке нельзя приписать ни достаточной точности и полноты, ни особенного значения. Систематическая классификация приказов вообще не удавалась их исследователям, как не удавалась она и их творцам, московским государям. Для нас важнее видеть, по каким отраслям управления размножались приказы более усиленно и по каким менее. Сравнительное внимание правительства в этом отношении – показатель и уровня политического сознания, и наиболее настоятельных государственных потребностей. Мы распространим свой расчет и на приказы XVII в.: характер государственного строительства и при новой династии изменился очень мало; да и многие приказы, впервые появляющиеся в документах XVII в., наверное или вероятно существовали раньше. Насчитываем до 15 приказов по военному управлению, не менее 10 по государственному хозяйству и до 13 по дворцовому ведомству. При виде такой организации становится ясным направление московской правительственной деятельности. Видим, что особенные усилия были обращены на устройство отраслей управления, составляющих безраздельную область государства, а также на расширение удельной кремлевской обстановки, какою окружен был московский государь со своим необъятным дворцовым хозяйством. Между тем в обширной сфере внутреннего благоустройства и благочиния, непосредственно соприкасающейся с народными нуждами и интересами, находим всего 12 приказов, да и из тех одни, как Аптекарский и Книгопечатный, были незначительные конторы с очень ограниченным кругом действия, другие служили только потребностям столицы или администрации: таковы были два Земских двора – полицейские управления города Москвы – и известный с начала XVI в. Ямской приказ – министерство почт, назначенный преимущественно для рассылки приказных бумаг и для развозки чиновников по казенной надобности. Попечение об общем благосостоянии, пути сообщения, народное здравие и продовольствие, общественное призрение, содействие промышленности и торговле, наконец, народное просвещение – все эти элементарные условия общественного благосостояния не находили себе прямых органов в строе приказного управления, а со стороны церкви, точнее, церковных властей, насколько касалось их общее благосостояние, государство не встречало не только поощрения, но даже и поддержки в делах этого рода. Мы уже видели, как холодно отнесся Стоглавый собор к возбужденному царем вопросу об общественном призрении. Приказ Строения богаделен возник только во второй половине XVII в., и то по почину и на средства царя, а исполнение приговора того же Стоглавого собора об учреждении городских церковных училищ, кажется, всего меньше заботило отцов собора, постановивших учредить эти училища и обладавших слишком достаточными для того материальными средствами. Правительство государственное и церковное всего требовало от народа и ничего или почти ничего не давало ему. Может быть, ожидать от того и другого чего-либо большего в XVI в. значило бы предварять время; но установить отсутствие того, чего желательно было бы ожидать от них, бесспорно, значит определить их политический возраст, как и меру их внутренней нравственно-общественной силы.