Hist USSR

ПЕРЕМЕНА ВО ВНЕШНЕМ ПОЛОЖЕНИИ И В ПОЛИТИКЕ МОСКВЫ. Вследствие этого, во-первых, изменилось внешнее положение Московского княжества. До сих пор оно почти со всех сторон было прикрыто от внешних врагов другими русскими же княжествами или землями вольных городских общин: с севера – княжеством Тверским, с северо-востока и востока – Ярославским, Ростовским и до конца XV в. Нижегородским, а с юга – Рязанским и мелкими княжествами по верхней Оке, с запада – Смоленским (до захвата его Витовтом в 1404 г.), с северо-запада – землями Новгорода и Пскова. С половины XV в. все эти внешние прикрытия исчезают, и Московское княжество становится глаз на глаз с иноземными государствами, не принадлежавшими к семье русских княжеств. В связи с этой переменой во внешнем положении княжества изменилась и внешняя политика московских князей. Теперь, действуя на более широкой сцене, они усвояют себе новые задачи, какие не стояли перед московскими князьями удельных веков. До сих пор внешние отношения московских князей ограничивались тесным кругом своей же братии, других русских князей, великих и удельных, да татарами. С Ивана III московская политика выходит на более широкую дорогу: Московское государство заводит сложные дипломатические сношения с иноземными западноевропейскими государствами – Польшей и Литвой, Швецией, с орденами Тевтонским и Ливонским, с императором германским и другими.

ИДЕЯ НАЦИОНАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА. Вместе с расширением дипломатической сцены изменяется и программа внешней политики. Эта перемена тесно связана с одной идеей, пробуждающейся в московском обществе около этого времени, – идеей национального государства. Эта идея требует тем большего внимания с нашей стороны, чем реже приходится нам отмечать прямое участие идей в образовании фактов нашей древней истории. Сознание или, скорее, чувство народного единства Русской земли – не новый факт XV–XVI вв.: это дело Киевской Руси XI–XII вв., и, заканчивая изучение политического строя Русской земли в те века, я указывал на это чувство, даже пытался отметить некоторые его особенности. Я говорил, что в то время оно выражалось не столько в сознании характера и исторического назначения народа, сколько в мысли о Русской земле как общем отечестве (лекция XII). Трудно сказать, какое действие оказали на нее тревоги удельных веков. Но она, несомненно, тлела в народе, питаемая церковными и другими связями. Разрыв русской народности на две половины, юго-западную и северо-восточную, удельное дробление последней, иноземное иго – эти неблагоприятные условия едва ли могли содействовать прояснению мысли о народном единстве, однако были способны пробудить или поддержать смутную потребность в нем, и мы уже знаем, какую крупную роль сыграла она в ходе успехов Московского княжества. Я веду речь не об этой потребности, а об идее национального государства, о стремлении к политическому единству на народной основе. Эта идея возникает и усиленно разрабатывается прежде всего в московской правительственной среде по мере того, как Великороссия объединялась под московской властью. Любопытно следить, в каком виде и с какою степенью понимания дела проявлялась эта идея, которая не могла не оказать влияние на ход жизни Московского княжества. Видно, во-первых, что она вырабатывается под давлением изменявшихся внешних сношений московского великого князя. Потому первой провозвестницей ее является московская дипломатия Иванова времени, и уже отсюда, из государева дворца и кремлевской канцелярии, она проникает в московское общество. Прежде столкновения московских великих князей с их русскими соседями затрагивали только местные интересы и чувства москвича, тверича, рязанца, разъединявшие их друг с другом. Боролась Москва с Тверью, Рязанью; теперь борются Русь с Польшей, со Швецией, с немцами. Прежние войны Москвы – усобицы русских князей; теперь это борьба народов. Внешние отношения Москвы к иноплеменным соседям получают одинаковое общее значение для всего великорусского народа: они не разъединяли, а сближали его местные части в сознании общих интересов и опасностей и поселяли мысль, что Москва – общий сторожевой пост, откуда следят за этими интересами и опасностями, одинаково близкими и для москвича, и для тверича, для всякого русского. Внешние дела Москвы усиленно вызывали мысль о народности, о народном государстве. Эта мысль должна была положить свой отпечаток и на общественное сознание московских князей. Они вели свои дела во имя своего фамильного интереса. Но равнодушие или молчаливое сочувствие, с каким местные общества относились к московской уборке их удельных князей, открытое содействие высшего духовенства, усилия Москвы в борьбе с поработителями народа – все это придавало эгоистической работе московских собирателей земли характер народного дела, патриотического подвига, а совпадение их земельных стяжений с пределами Великороссии волей-неволей заставляло их слить свой династический интерес с народным благом, выступить борцами за веру и народность. Вобрав в состав своей удельной вотчины всю Великороссию и принужденный действовать во имя народного интереса, московский государь стал заявлять требование, что все части Русской земли должны войти в состав этой вотчины. Объединявшаяся Великороссия рождала идею народного государства, но не ставила ему пределов, которые в каждый данный момент были случайностью, раздвигаясь с успехами московского оружия и с колонизационным движением великорусского народа.