Hist USSR

В рамках «борьбы с партизанами» немецкие каратели уничтожали целые семьи. Рассказы детей, чудом уцелевших в ходе этих бесчеловечных акций, приведены в книге Светланы Алексиевич «Последние свидетели».

«Вот согнали всех нас, всю нашу деревню. Поставили впереди пулеметы и приказали отвечать, где партизаны, к кому они заходили. Все молчали. Тогда они отсчитали каждого третьего и вывели на расстрел. Расстреляли шесть человек: двух мужчин, двух женщин и двух подростков .

Скоро немцы вернулись . Через несколько дней .

Собрали всех детей, нас было тринадцать человек, поставили впереди своей колонны — боялись партизанских мин. Мы шли, а они за нами ехали. Если надо было, например, остановиться и взять воду из колодца, они сначала запускали к колодцу нас. Мальчишки не так боялись, а девочки шли и плакали. А они за нами на машинах . Помню, что мы шли босиком, а еще только начиналась весна . Первые дни .

Хочу забыть .

Немцы ходили по хатам . Собирали тех, у кого дети ушли в партизаны . И отрубили им головы посреди деревни . Нам приказали: «Смотрите». В одной хате никого не нашли, поймали и повесили их кота. Он висел на веревочке как ребенок».

Люба Александрович, 11 лет

«Как нас расстреливали .

Согнали к бригадирской хате . Всю деревню . Теплый день, трава теплая. Кто стоял, а кто сидел. Женщины в белых платках, дети босиком. На этом месте, куда нас согнали, всегда собирались в праздники. Песни пели .

Из тех, что стояли впереди, отсчитали четырнадцать человек. Дали им лопаты и приказали копать яму. А нас подогнали ближе смотреть, как они копают. Копали быстро-быстро. Я помню, что яма была большая, глубокая, на полный человеческий рост. Такие ямы копают под дом, под фундамент.

Расстреливали по три человека. Поставят у края ямы — и в упор. Остальные смотрят . Не помню, чтобы с детьми родители прощались или дети с родителями. Одна мать подняла подол платья и закрыла дочке глаза.

Расстреляли четырнадцать человек и стали закапывать яму. А мы опять стояли и смотрели, как забрасывают землей, как утаптывают сапогами. А сверху еще лопатками похлопали, чтобы было красиво. Аккуратно. Понимаете, даже углы срезали, почистили. Один пожилой немец вытирал платком пот со лба, как будто он в поле работал. Понимаете? Не забыть .»

Леонид Шакинко, 12 лет

«Уже солнышко взошло .

Пастухи собирали коров. Каратели дали время выгнать стадо за речку Грезу и стали ходить по хатам. Заходили со списком и по списку расстреливали. Читают: мать, дед, дети такие-то, по стольку лет. Проследят по списку, если одного нет, начинают искать. Под кроватью ребенка найдут, под печкой .

Когда всех найдут, тогда стреляют .

У нас в хате собралось шесть человек: бабушка, мама, старшая сестра, я и два младших братика. Шесть человек . Увидели в окно, как они пошли к соседям, побежали в сени с братиком самым маленьким, закрылись на крючок. Сели на сундук и сидим возле мамы.

Крючок слабенький, немец сразу оторвал. Через порог переступил и дал очередь. Я разглядеть не успел, старый он или молодой? Мы все попадали, я завалился за сундук .

Первый раз пришел в сознание, когда услышал, что на меня что-то капает . Капает и капает, как вода. Поднял голову: мамина кровь капает, мама лежит убитая. Пополз под кровать, все залито кровью . Я в крови, как в воде . Мокрый .

Вернулось сознание, когда услышал страшный женский голос .

Крик висел и висел в воздухе. Кто-то кричал так, что, мне казалось, он не останавливается. Полз по этому крику как по ниточке, и приполз к колхозному гаражу. Никого не вижу . Крик откуда-то из-под земли идет .

Встать я не мог, подполз к яме и перегнулся вниз . Полная яма людей . Это были все смоленские беженцы, они у нас жили в школе. Семей двадцать. Все лежали в яме, а наверху поднималась и падала раненая девочка. И кричала. Я оглянулся назад: куда теперь ползти? Уже горела вся деревня . И никого живого . Одна эта девочка . Я упал к ней . Сколько лежал — не знаю .

Слышу — девочка мертва. И толкну, и позову — не отзывается. Один я живой, а они все мертвые. Солнце пригрело, от теплой крови пар идет. Закружилась голова .»

Леонид Сиваков, 6 лет

«Как нашу деревню жгли . Все запомнила . Они сначала нас расстреляли, а потом сожгли . Я вернулась с того света .

На улице они не стреляли, а заходили в хаты. Стоим все возле окна:

— Вон Аниську пошли расстреливать .

— У Аниськи кончили. К тетке Анфисе идут .

И мы стоим, мы ждем — придут и нас расстреляют. Никто не плачет, никто не кричит. Стоим .

Помню, как горели у убитой мамы волосы . А у маленького возле нее — пеленки . Мы переползли через них со старшим братом, я держалась за его штанину: сначала — во двор, потом в огород, до вечера лежали в картофлянике. Вечером заползли в кусты. И тут я расплакалась .»

Тоня Рудакова, 5 лет

«Я видел то, что человек не может видеть . Ему нельзя .